解放军文职招聘考试ДУН ПОГИБ

ДУН ПОГИБ

Студент Дун, по прозванию Сясы, жил в цинчжоуском предместье. С наступлением вечера, в десятой луне, он постлал себе одеяло на постели и принялся раздувать угли.

Только что он собрался накрыть свечу, как пришел друг и позвал его пить. Дун закрыл дверь и ушел.

Когда он пришел к другу, там оказался один лекарь, хорошо умевший прощупывать так называемый Пульс Величайшего Элемента^[1].

Прощупав пульс у всех гостей, он наконец сказал студентам Ван Цзюсы и Дуну:

–      Я, знаете, осматривал людей много, но такого странного пульса, как у вас, господа, у меня в руках никогда не было. Пульс знатности, а показание его – показание ничтожества. Пульс долгой жизни, а свидетельствует о ее сокращении… Определить все это не моим скромным знаниям… Однако я должен сказать правду, что у господина Дуна это заметно в высшей степени ясно.

Присутствующие выразили крайнее недоумение и стали задавать лекарю вопрос за вопросом.

–      Коль скоро я дошел до такого явления, – отвечал лекарь, – то в своем искусстве я уже иссяк. Решать наобум не смею… Хотелось бы, чтобы эти господа смотрели за собой и были оба осторожны.

Оба студента, услышав такие слова, сначала были сильно испуганы. Затем сочли их неопределенными, странными и оставили без внимания.

Среди ночи Дун пришел домой. Увидел, что дверь в кабинет еле прикрыта. Это ему показалось очень подозрительным, но, в пьяном полусознании, силясь вспомнить, он решил, что, наверное, уходя, заторопился и забыл запереть дверь на замок.

Войдя в комнату, он не стал зажигать огонь, а прежде всего полез рукой под одеяло, чтобы пощупать, тепло там или нет. Только что он всунул руку, как там оказалось мягко и нежно: лежал человек! В крайнем удивлении, он отнял руку, быстро зажег огонь, – самая настоящая красавица, с изящным лицом, молоденькая, ничем не хуже неземной, святой феи!

В неистовом восторге, Дун, шутя, стал щупать у ней в нижних частях: а пушистый хвост так и длиннел… Дун страшно перепугался и хотел бежать, но дева уже проснулась, высунула руку, схватила студента за локоть и спросила:

–          Вы куда?

Дун еще более перетрусил, задрожал, затрепетал и принялся жалобно умолять:

–          Святая дева, сжальтесь, прошу вас, будьте великодушны!

–          Позвольте, – засмеялась дева, – что это такое вы здесь увидели, чтобы считать меня святой?

–          Не головы боюсь, – лепетал Дун, – … хвоста!

–          Где тут хвост? – продолжала она смеяться. – Да вы ошиблись!

Взяла руку Дуна, насильно дала ему еще раз пощупать… А мясо на ляжках было словно помада, и под спиной – гладенькая, гладенькая косточка.

–          Ну-с, каково?.. В пьяном помутнении, ошалев, не знаете, кого и что видите, да и врете еще на людей такими словами!

Дун и без того, конечно, был в восторге от ее красоты. Теперь же все более и более терял голову и, наоборот, сам себя винил за только что происшедшую ошибку. Тем не менее он выразил недоумение по поводу того, как она сюда пришла и зачем.

–          А не помните ли вы, сударь, – сказала она ему на это, – желтоволосой девушки у ваших соседей? Посчитать хотя бы на пальцах, мы уже переехали от вас десять лет тому назад. В то время мне еще не заплетали прически, да и у вас еще висела челочка! – Как, – воскликнул студент, полувспоминая, – вы и есть Асо Чжоуская?

–          Она самая!

–          Вот ты сейчас это говоришь, и я как будто что-то вспоминаю. Десять лет не виделись, и вдруг ты такая стала чудная, прекрасная!.. Однако ж, как это так ты ни с того, ни с сего сюда пришла?

–          Я, видишь ли, вышла замуж за глупца. Года через четыре его родители один за другим померли, да и я сама стала Вэньцзюнь343. И вот, значит, оставили они меня